Ограбление

В России прошел дедлайн по уплате имущественных налогов - 2 декабря.
День юриста, кстати.
Уплатила налоги, некоторые по третьему кругу.
Не потому что лох, а потому что не лох. 
Понимаю.
Например.
Денег на путешествия нет, но вдруг как поеду, и меня позорно завернут на границе?
И там хоть "Суки позорные, у меня усё уплочено" ори, а.... против лома не приема.
--------------------


Это, конечно, была прелюдия.
Главная ария впереди.
Как юрист и экс-чиновник я понимаю, что на самом деле меня не грабят.
То есть грабят, но не грабители с ломом.
То есть с ломом, но лохи....
Грабят чисто по глупости и со всей чистосердечной дури.
Незлоумышленные злоумышленники.
Тьфуты!
Какой-то лютый 3.14 вырисовывается.
Хотя все уже было до нас. Нарисовано.
Классиком уголовного жанра.
Вот только 130 лет назад таких злоумышленников в судебные следователи и в прочие официальные чины не брали.
Перевернутый мир.
Мля.

Цитата :

Антон Чехов
Злоумышленник
Перед судебным следователем стоит маленький, чрезвычайно тощий мужичонко в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечесанных, путаных волос, что придает ему еще большую, паучью суровость. Он бос. — Денис Григорьев! — начинает следователь. — Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было? — Чаво? — Так ли всё это было, как объясняет Акинфов? — Знамо, было. — Хорошо; ну, а для чего ты отвинчивал гайку? — Чаво? — Ты это свое «чаво» брось, а отвечай на вопрос! для чего ты отвинчивал гайку? — Коли б не нужна была, не отвинчивал бы, — хрипит Денис, косясь на потолок. — Для чего же тебе понадобилась эта гайка? — Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем... — Кто это — мы? — Мы, народ... Климовские мужики, то есть. — Послушай, братец, не прикидывайся ты мне идиотом, а говори толком. Нечего тут про грузила врать! — Отродясь не врал, а тут вру... — бормочет Денис, мигая глазами. — Да нешто, ваше благородие, можно без грузила? Ежели ты живца или выполозка на крючок сажаешь, то нешто он пойдет ко дну без грузила? Вру... — усмехается Денис. — Чёрт ли в нем, в живце-то, ежели поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая ежели поверху плавает, то ту разве только шилишпер схватит, да и то редко... В нашей реке не живет шилишпер... Эта рыба простор любит. — Для чего ты мне про шилишпера рассказываешь? — Чаво? Да ведь вы сами спрашиваете! У нас и господа так ловят. Самый последний мальчишка не станет тебе без грузила ловить. Конечно, который непонимающий, ну, тот и без грузила пойдет ловить. Дураку закон не писан... — Так ты говоришь, что ты отвинтил эту гайку для того, чтобы сделать из нее грузило? — А то что же? Не в бабки ж играть! — Но для грузила ты мог взять свинец, пулю... гвоздик какой-нибудь... — Свинец на дороге не найдешь, купить надо, а гвоздик не годится. Лучше гайки и не найтить... И тяжелая, и дыра есть. — Дураком каким прикидывается! Точно вчера родился или с неба упал. Разве ты не понимаешь, глупая голова, к чему ведет это отвинчивание? Не догляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы! — Избави господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава те господи, господин хороший, век свой прожили и не токмо что убивать, но и мыслей таких в голове не было... Спаси и помилуй, царица небесная... Что вы-с! — А отчего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение! Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза. — Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил господь, а тут крушение... людей убил... Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то... тьфу! гайка! — Да пойми же, гайками прикрепляется рельса к шпалам! — Это мы понимаем... Мы ведь не все отвинчиваем... оставляем... Не без ума делаем... понимаем... Денис зевает и крестит рот. — В прошлом году здесь сошел поезд с рельсов, — говорит следователь. — Теперь понятно, почему... — Чего изволите? — Теперь, говорю, понятно, отчего в прошлом году сошел поезд с рельсов... Я понимаю! — На то вы и образованные, чтобы понимать, милостивцы наши... Господь знал, кому понятие давал... Вы вот и рассудили, как и что, а сторож тот же мужик, без всякого понятия, хватает за шиворот и тащит... Ты рассуди, а потом и тащи! Сказано — мужик, мужицкий и ум... Запишите также, ваше благородие, что он меня два раза по зубам ударил и в груди. — Когда у тебя делали обыск, то нашли еще одну гайку... Эту в каком месте ты отвинтил и когда? — Это вы про ту гайку, что под красным сундучком лежала? — Не знаю, где она у тебя лежала, но только нашли ее. Когда ты ее отвинтил? — Я ее не отвинчивал, ее мне Игнашка, Семена кривого сын, дал. Это я про ту, что под сундучком, а ту, что на дворе в санях, мы вместе с Митрофаном вывинтили. — С каким Митрофаном? — С Митрофаном Петровым... Нешто не слыхали? Невода у нас делает и господам продает. Ему много этих самых гаек требуется. На каждый невод, почитай, штук десять... — Послушай... 1081 статья уложения о наказаниях говорит, что за всякое с умыслом учиненное повреждение железной дороги, когда оно может подвергнуть опасности следующий по сей дороге транспорт и виновный знал, что последствием сего должно быть несчастье... понимаешь? знал! А ты не мог не знать, к чему ведет это отвинчивание... он приговаривается к ссылке в каторжные работы. — Конечно, вы лучше знаете... Мы люди темные... нешто мы понимаем? — Всё ты понимаешь! Это ты врешь, прикидываешься! — Зачем врать? Спросите на деревне, коли не верите... Без грузила только уклейку ловят, а на что хуже пескаря, да и тот не пойдет тебе без грузила. — Ты еще про шилишпера расскажи! — улыбается следователь. — Шилишпер у нас не водится... Пущаем леску без грузила поверх воды на бабочку, идет голавль, да и то редко. — Ну, молчи... Наступает молчание. Денис переминается с ноги на ногу, глядит на стол с зеленым сукном и усиленно мигает глазами, словно видит перед собой не сукно, а солнце. Следователь быстро пишет. — Мне идтить? — спрашивает Денис после некоторого молчания. — Нет. Я должен взять тебя под стражу и отослать в тюрьму. Денис перестает мигать и, приподняв свои густые брови, вопросительно глядит на чиновника. — То есть, как же в тюрьму? Ваше благородие! Мне некогда, мне надо на ярмарку; с Егора три рубля за сало получить... — Молчи, не мешай. — В тюрьму... Было б за что, пошел бы, а то так... здорово живешь... За что? И не крал, кажись, и не дрался... А ежели вы насчет недоимки сомневаетесь, ваше благородие, то не верьте старосте... Вы господина непременного члена спросите... Креста на нем нет, на старосте-то... — Молчи! — Я и так молчу... — бормочет Денис. — А что староста набрехал в учете, это я хоть под присягой... Нас три брата: Кузьма Григорьев, стало быть, Егор Григорьев и я, Денис Григорьев... — Ты мне мешаешь... Эй, Семен! — кричит следователь. — Увести его! — Нас три брата, — бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут его из камеры. — Брат за брата не ответчик... Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай... Судьи! Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы он вам, судьям... Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...

Виноваты, конечно, не рядовые дуболомы в налоговых погонах, а дорогие @ляди с Охотного ряда.
Отменившие в России суд.
Как институт.
Суки позорные!

Ладно, это был постдедлайновский спуск пара. 
Время расслабиться. Перед атакой за свое, родное. Маленькая налоговая война. Победим, не впервой.